Индию с трех сторон омывает океан: к которому когда-то вышли арии, смешавшись с местным неиндоевропейским населением. Жители там более тёмнокожие и очень низкорослые: маленькие дети -- совсем как игрушечные. На океан арийцев в 3 веке до н.э. привёл император Ашока -- самый известный из индийских правителей. Около Бубанешвара сохранился его пещерный дворец: комнаты в скалах, где впоследствии жили отшельники. Там стоит плита, где на древнем языке пали написано о деяниях Ашоки. Текст (рядом переведенный на английский) сообщает о том, сколько всего он построил -- и ничего о его завоевательных победах. Не то в этом проявляется созидательная ориентация древнего мира в целом, не то мирный дух Индии. Им она, вероятно, во многом обязана местному земледельческому населению на юге и востоке, в котором растворилась и навсегда угасла воинственная активность ариев.

Дух местных народов -- дравидских племен, родственных Полинезии,-- несомненно наложил отпечаток на религию и духовность Индии. Их магическая близость к силам природы рождала легенды о южных племенах колдунов, запросто повелевающих сверхъественными силами.-- Ныне их воочию подтверждает смуглый и кудрявый чудотворец Саи-баба.

С юга пришёл образ волшебника-Ханумана, которого порой почитают воплощением Вишну, как и Джаганатха: во внешности обезьяннего бога легко узнать местного жителя, каким его видели светлокожие индусы-арии. Возможно, обезьяна была важным тотемом южных племен: в южных мифах часто бытует мнение, что люди произошли от обезьян.

Местный колорит отражает почитаемый в Пури тёмный и круглолицый Джаганатх. Он чувствуется в более пёстрой и грубой расцветке тканей и статуй богов: в изображениях Джаганатха -- доминанта красного с зелёным. Я с удивлением увидела его же статуи на севере Индии: светлые и в нежных одеждах сиреневого и розового оттенков -- на океане сложно представить такие (и одежду европейцу там купить сложнее, чем в Дели или Бенаресе).

Путь ариев был длинным: даже сейчас, чтобы на поезде добраться до океана, требуется от полутора до двух суток. Дорога от Дели до Бубанешвара и Пури на Бенгальском заливе равна расстоянию от Ленинграда до Чёрного моря. Желая увидеть океан, мы колебались: ехать ли на юг (Тривандрум-Каньякумари-Бангалор с заездом к Саи-бабе) или на восток, и выбрали второй маршрут, поскольку это короче: но всё равно утомились, глядя на однообразные поля, перемежающиеся с пальмовыми перелесками и не слишком ухоженными станциями. Если бы не пальмы, всё это свободное пространство, не запущенное, но и несущее явного отпечатка собственности, сильно походило на Россию, вызывая ощущение: стоило ехать за тысячи вёрст! На востоке Бенгальского залива береговая линия бесконечного песочного пляжа тоже довольно пустынна: рыбачьи деревни примыкают к городам.

Образ жизни индусов здесь подтверждает название ариев -- которое изначально значило "чужие: пришельцы". Оно восходит к древнему ностратическому корню 'al'A -- "перевалить через гору" (который сохранился в названии осетин "аланы"). Индоевропейские племена изначально не знали океана -- и похоже, полностью так не освоили его. Как для наших кавказцев, спустившиеся с гор к Чёрному морю, на востоке Бенгальского залива купание -- не характерное развлечение индусов, и рыбный промысел не стал основой их жизни (в отличие от юга, где доминанта исконного населения больше).

Я убедилась в этом, купаясь на окраине Пури, где стояли редкие рыбацкие лодки. Ко мне подошел мальчик лет десяти, который долго сидел на берегу, глядя на море, и попросил научить его плавать. "А почему ты обращаешься ко мне?-- поразилась я.-- Тебя разве некому научить?"-- "Некому,"-- ответил он: оказалось, ни его семья, ни соседи плавать не умели. С полчаса я учила его держаться на воде, удивляясь, что двух тысяч лет индусам оказалось мало, чтобы научиться плавать. Впрочем, здесь это не так и легко: чтобы качаться на глади океана даже при небольшом волнении приходится нырять в каждую набегающую волну -- чему я собственно и учила мальчика.

Наблюдавшие за этим процессом издали рыбаки предложили показать, как они ловят рыбу, ведя длинной сетью вдоль берега. Потом, закусив мелкими свежепойманными рыбёшками (предложили и мне, объяснив: "это можно есть", когда я отказалась), они тоже пошли купаться, но лишь попрыгали на волнах, и глубоко в воду не заходили. На другом конце Пури рыба вялилась на песке, и я видела груды больших темных рыб с метр длинной с отрубленными головами. В любом другом месте это зрелище произвело бы на меня отталкивающее впечатление -- в детстве я с трудом научилась чистить рыбу. А на берегу океана они выглядели потрясающе красиво, и я ещё раз удивилась, насколько важна экология для нашего восприятия мира. Но рыба стоит дорого, и не входит в рацион обычной столовой.

Рыбацкий квартал состоит из хижин с соломенными крышами и до конца не замкнутыми стенами, хотя есть водопровод и бетонное центральное здание. И вблизи хижины не производят такого впечатления бедности, как могло бы показаться: климат и чистота от моря такие, что обитать в них вполне нормально (даже комфортней, чем на курорте в палатке). Сейчас на правом конце Пури строят каменные дома, но я не уверена, что в них жить намного лучше.

Пури -- курортный город, и центр его обладает всеми недостатками места, где население в основном живет туризмом. Потому стоит отъехать на рыбацкую окраину на велосипеде, который там легко взять в аренду. На пляже в центре Пури нет отбою от торговцев, предлагающих чего-нибудь купить. Еду, жемчуг, кораллы, раковины. Предлагая их, один индус с любовью называл их именами богов: черную и изящную -- Парвати, белую с длинными выступами -- Ганешей (они и вправду походили на бивни). Из раковин делают украшения и серьги, из мягкого камня вырезают изображения божеств любого размера и на любой вкус. Навязчивость продавцов побеждается лишь простотой и прямотой отказа. Пока мы вежливо отказывались от одного, нам предлагали другое, объясняя: "Поймите, это наш источник дохода". Наконец, увидев наше раздражение, торговцы сами спросили: "Гуляй-вася?" Мы с радостью воскликнули: "Гуляй, Вася, гуляй!"-- и лишь тогда они ушли.

Отдельные русские слова там в ходу (неподалёку СССР помогал строить какой-то объект) -- как, впрочем, и в других местах, где мы были. Вообще, чувствуется дружественное государство: к России уважительное отношение, старики знают нашу историю. Например, в Харидваре мы разговорились с пожилым индусом, приехавшим на Кумамелу -- и было поразительно приятно слышать, как он тут же вспомнил про блокаду Ленинграда.

Как-то я осталась загорать на пляже близ гостиницы -- появился индус и попросил погадать на руках: о русских на Бенгальском заливе -- и даже в Гималаях -- устойчивое мнение, что они умеют гадать. (Видно, наши люди, для которых индусы напоминают цыган, склонны продемонстрировать, что и они не хуже,-- и к моим спутницам тоже обращались с подобной просьбой.) Я решила его не разочаровывать, и вскоре появился другой индус, который тоже захотел, чтобы я ему погадала. Первый был безработным рыбаком, второй -- сыном хозяина фирмы в Калькутте, приехавшим к родственникам не то на отдых, не то по делам, и мне понравилось, что они общались на равных как со мной, так и между собой. Оба вполне поняли мои астрологические объяснения, и я не наблюдала никакого барьера -- ни языкового, ни психологического, ни кастового. Их отличал тот же непрагматичный интерес к своей судьбе: желание больше узнать о себе -- который обычно присущ и нашим людям. Правда, моему терпению пришёл конец, когда появился третий индус с визитной карточкой и предложением принять участие в рекламе того, что в Пури можно отдыхать и в некурортный сезон -- днём в центре расслабиться положительно невозможно.

Но по вечерам побережье Пури, как и берег Ганги в Варанаси, действительно превращается в место отдыха: пляж весь покрыт семьями, которые выходят к океану и сидят на песке, не купаясь, но глядя на море, движение которого притягивает любого человека. На берегу множество лавочек, и торговцы чаем, пирожками, рисовыми блюдами и другой едой получают свои основные доходы. В городе празднично открыты храмы, которых такое же разнообразие, как и везде. Мне запомнился храм, где одновременно присутствовала символика лотоса, важдры, пятиконечной звезды и раковины -- храм какого-то направления, возникшего в прошлом веке, о котором мы не имеем никакого представления. Я не поняла, какого -- их в Индии много.

На юге Индии можно проникнуться поклонением Вишну -- в образе его воплощений, который имеет там даже такой экзотический облик, как Джаганатх. Возвращаясь к логике индуизма, можно сказать, что творец Брахма воплощает закон: принцип ясности и план существования. Всякая идея исходит от Брахмы. Разрушитель Шива символизирует энергию на ее реализацию, трансформирующую мир: динамику развития. Это хранитель всех сил, и какая бы сила не победила, это сила Шивы. А созидатель Вишну воплощает сотворенные формы мира: статику разных фаз истории. В какой бы форме не предстал перед нами Бог, это будет материализация Вишну.

В мифах созидатель-Вишну сменил громовержца Индру, некогда могучего царя богов. В Ригведе его имя встречается всего два раза. Его воплощения возникли после арийских завоеваний, проявив способность Индии кооптировать в свой пантеон всех встреченных по дороге богов. И на Бенгальском заливе воплощением Вишну считается местное доарийское божество Джаганатх: цветастый идол с большими глазами, похожий на полинезийских богов. Чтобы объяснить его внешний вид, подобный обрубку, индусы сочинили такую легенду. Человек заказал к празднику сделать изображение бога, но мастер не успел. Однако заказчик не хотел остаться в праздник без святыни -- и взял то, что получилось. Растроганный его верой, Вишну явился ему даже и в таком обличье.

Увидев в Пури Джаганатха, мы были поражены его видом, больше похожим на птицу-сову, чем на статую человека. Стоявшие рядом индусы удивили нас ещё больше, когда, чтобы разрешить наши душевные сомнения, представили его нам как Будду: разом упростив для европейских леди всю сложность мифологического хода мысли. Их логику я поняла, лишь когда рассмотрела открытки и статуетки с воплощениями Вишну, где девятым был Джаганатх. Будда -- тоже девятое: предпоследнее -- его воплощение. Последним считается Калки-Кришна, который прийдёт разрушить мир в конце времён. Следовательно, все остальные нетрадиционные его воплощения будут предпоследними. В этом смысле Джаганатх -- тот же Будда, пробуждающий сознание людей, готовя их к последнему приходу спасителя...

Храм Джаганатха в Пури -- древняя святыня, куда иностранцам вход закрыт. На всеобщее обозрение его статуя выезжает лишь во время июльских празднеств. Всем вместе, с фотоаппаратами и при свете дня пройти мимо полицейских возможности не было. Мы были огорчены этим обстоятельством, и индусы сочли своим долгом нас "утешить": "Ничего, Будда вас видит. Сфотографируйте вот этого у входа, он тоже очень мил (it's very nice!)." Стоило взглянуть на этого "милого" Джаганатха! Недаром Вишну -- как и материальным воплощениям вообще -- в главной триаде индуизма может быть сопоставлена гуна тамас: родственная нашему слову тьма.

Воплощения Вишну фиксируют историю индуизма -- и развитие мифологической мысли человечества в целом. Они описывают историю мира от начала и до конца: как она предстает перед нами в древних мифах -- и как до сих пор мыслит ее мировая религия. Раковина, которую Вишну держит в руках, напоминает о том, что созидаемая им жизнь когда-то родилась в воде -- как и его жена Лакшми: богиня процветания и счастья. Первое воплощение Вишну -- рыба, не давшая утонуть первочеловеку Ману в космических водах потопа. Второе -- черепаха, на которой возникла Земля(типичный образ начала творения).Третье -- вепрь, подрывший корни дерева, упершегося в небо (образ создания устойчивости Вселенной).

Четвертое -- лев Нарасингха, явившийся убить неправедного царя, которому Шива за аскетические подвиги дал такую власть, что его не могли убить никаким видом оружия ни человек, ни зверь; ни днем, ни ночью; ни на Земле, ни на Небе. Тогда владеющий всеми формами мира Вишну превратился в получеловека-полульва и в сумерки разодрал царя у себя на коленях. Это образ установления общественной справедливости. Дальнейшие ипостаси Вишну из мифологии переходят в эпос. Его воплощения описывают историю творения от начала и до конца: как она предстает перед нами в древних мифах -- и как до сих пор мыслит ее мировая религия.

Как творец форм, Вишну воплощает красоту мира, и может даже предстать в женском облике (чаровницы Мохини, соблазнившей асуров, чтобы напиток бессмертия достался богам. Шива был столь очарован красотой Вишну, что уговорил его превратиться в женщину снова и слился с ним в единое существо Харихару.). Здесь уместно добавить, что Индии издревле было характерно тяготение к красоте. Согласно античному историку Страбону, даже цари в древней Индии могли избираться не за силу, а за красоту (!), и население, во всем другом ведущее простой образ жизни, уже тогда отличала необычная для европейца страсть к украшениям -- которая сохранилась и по сей день. Быть может, поэтому в индийском быту яркие краски сари не уступили черно-серому европейскому костюму, и огромное количество бус и браслетов -- до сих пор их естественная деталь (не говоря о кольцах и серьгах). Все украшения носят с младенческого возраста.

Кроме главного храма Джаганатха, в Пури, как и везде, много маленьких храмов, от которых я всегда имела позитивные ощущения: было приятно видеть в жизни мифологию, которую я знала из книг. Священнослужители часто, чтобы получить деньги с иностранцев, принимались рассказывать о своих богах. Один настойчиво убеждал меня, сколь могущественен его бог Сугрива. Это царь обезьян из "Рамаяны", имевший злого брата-близнеца, которого Рама помог ему победить. Мне запомнился его знак: кроме точки-тики -- прямая линия вдоль всего лба и точка на горле, в речевом центре вишудхи. Как царь обезьян, он делает сильным тело -- и я вполне поверила его священнослужителю (но дала ему лишь 10 рупий, хотя он претендовал на большее: индусы обычно оставляют в храме 1-2 рупии, но с иностранца могут запросить и сто. Приглашая сфотографировать храм Джаганатха с высокой площадки, откуда действительно хороший вид на храмовый комплекс внутри, нам предложили заплатить 150 рупий. Мы уже повернулись уходить, как последовал вопрос: столько вы можете? Мы сказали: 15, нам с радостью ответили: o'key!).

Индуистские боги, видно, и вправду помогали путешествовать по берегу в дневную жару. Мы были на Бенгальском заливе в конце марта-начале апреля, и это уже считается не сезон для отдыха. (Март-апрель-май -- самые жаркие месяцы в Индии, за которыми следует сезон дождей с июня по август, а лучшее время -- с сентября по февраль). Но и в апреле я с лёгкостью проехала на велосипеде из Пури в Конарак: приятная дорога шла через заповедник и села, где бродили группы коров, сопровождаемые длинными белыми птицами, поедавшими их насекомых. Проделав 36 км в одну сторону и столько же в другую, я осмотрела храм Солнца и даже не устала за день, купаясь по дороге ближе к Конараку, где дорога несколько километров идет прямо по пустынному побережью океана. Конарак изолированнее и приятнее Пури, где находится главная железнодорожная станция,-- и если останавливаться в тех местах подольше, то лучше там.

Храм Солнца-Сурьи в Конараке производит внушительное впечатление египетской пирамиды. Это известный археологический памятник. Его ступенчатая пирамида украшена 24 восьмилучевыми каменными колесами: это часы дня, а восемь -- традиционное число Солнца: для древнего мира это одно из "больших" чисел, символизирующее многообразие и всеохват мира. Быстроту светила и силу его энергии подтверждают мощные статуи солнечных коней и быков. Сурья часто изображается на коне -- это традиционный солнечный символ. В виде пирамиды строится первый предел индуистского храма, за которым следует возвышающийся над ним вытянутый купол. Высокий купол наполовину разрушен, но и величие оставшейся части доносит образ мощи Солнца. В углублениях наверху -- статуи Сурьи в разное время дня и ночи.

Космогоническую роль Солнца подчеркивает стоящий рядом маленький астрологический храм девяти планет. Кроме Сурьи-Солнца, Сомы-Луны, это пять видимых планет Солнечной системы и лунные узлы -- точки затмений, которым индийская астрология отводит важную роль. Один -- демон Раху -- изображен обжорой, с аппетитом поедающим Луну. Согласно мифу, он утащил у богов напиток бессмертия-сому (связанный с образом Луны: поскольку, каждый месяц тая и исчезая с небосвода, это светило имеет силу возродиться вновь. По индийски, Сома -- это и Луна, и напиток бессмертия). Но всевидящие светила заметили кражу и донесли богам -- и в отместку Раху глотает их, когда они попадаются ему на пути. В астрологии узлы, связанные с образом бессмертия души, символизируют прошлое и будущее воплощения.

Планеты индус в храме назовёт, конечно же, по-индийски: Буддха-Меркурий, Шукра-Венера, Брихаспати-Юпитер, Мангал-Марс, Шани-Сатурн. И предложит сделать им поношение: из обычных цветочных лепестков или гирлянды, и зажечь свечку. Самая большая из планет, в мифологии соответствующая главе богов, у индусов носит имя бога молитвы и громовержца Брихаспати, устанавливающего законы. Его называют ещё Гуру -- учитель. По имени видно, что в Индии к планетам почтительное отношение.

Марс отождествляется с праведным богом войны Картикейей: рожденным от огня-Агни или Рудры, чтобы убить асура, угрожавшего богам. Название Меркурия-Буддхи неслучайно совпадает с именем Будды и родственно нашему слову "пробуждённый". Он почитается как бог мудрости: таков индийский образ планеты интеллекта. Буддха -- сын Месяца-Сомы и Звезды-Тары (образ Звезды, воплощающей красоту и любовь, древние использовали для обозначения планеты Венеры).

Правда, в индийской астрологии планеты называются мужскими именами. И планета чувств Венера носит имя наставника Шукры ("светлый"), сына великого риши Бригу -- правителя судеб: мудреца, создавшего таблицы, где записано предначертание всего живущего. По легенде Бригу оставил эти таблицы астрологам, а те передавали их из рода в род, делая по ним свои пророчества -- и в династиях астрологов эти варианты предсказаний хранятся и используются до сих пор.

Венере-Шукре дано умение воскрешать умерших. Но она покровительствует асурам: природным силам. Юпитер-Брихаспати не может одолеть вечно живое войско Шукры, пока не вынуждает его открыть свой секрет богам. Так Гуру-разум побеждает Шукру-природу -- но не раньше, чем овладевает тайной её вечной жизни. (Этот миф отражает типичный для мифологии конфликт между качествами Венеры и Юпитера. Можно сопоставить имя Шукры с греческим название планеты чувств Венеры -- Люцифер: "несущая свет" -- которое тоже стало именем противника бога, хотя драматизм этой борьбы приобрел куда более неприятное направление. Изначально-природный образ этого конфликта воскрешает более древний индийский миф, где заря-Ушас борется с богом грозы-Индрой: своею важдрой он разбивает её колесницу, а сама она успевает скрыться за горизонт, являя хаотическую красочность заката до или после непогоды.)

В астрологии Венера -- добрая планета, хоть и уступает Юпитеру. А вот влияние Сатурна-Шани, сына Сурьи-солнца и Чайи-тени, традиционно считается "злым". Его имя значит "бытие", и астрология связывает его с ограничениями времени и смерти. Это отразилось в индийской сказке о том, как он посетил супругов Шиву и Парвати при рождении их сына-Ганеши. Лишь только Шани, вняв просьбе Парвати, взглянул на младенца, как голова ребёнка засохла и отделилась от тела, и даже Шива, обладающий властью регенерации, не смог вернуть ей жизнь. Пришлось ему взять голову гулявшего неподалёку слона -- и отпрыском божественной пары стал слонёнок: верный помощник людей в быту. По сути этот миф -- поздняя попытка объяснить обожествление слона.-- Но функция Шани, подобная роли злой волшебницы в сказке о спящей красавице, здесь характерна.

Рядом с храмом Сурьи основания небольших храмов Санджны и Чайи: двух его жён, имена которых значат "свет" и "тень". Все они, как и основание главного храма, покрыты сценами Кама-сутры: отражающими животворную энергию светила (которые обычно известны из храма в Кхаджурахо. Конарак лучше тем, что там нет такого обилия туристов.). Кама-сутра и свившиеся змеи: наги и нагини, обитатели прекрасных подземных миров индийской мифологии -- украшают низ храма; выше -- боги и мудрецы, достигшие освобождения. Некогда перед храмом проходили танцы, посвященные богу Солнца. Штат, где расположен Конарак, называется Орисса: это имя возводят к слову "танец". Сегодня танцоры показывают мастерство ритуального индийского танца на площадке в зелени недалеко от храма -- немногое изменилось за тысячу лет.

Сцены кама-сутры в Конараке и Кхаджурахо привлекают западных людей притягательностью любви -- как и Индия вообще. Здесь следует добавить, что Индия в этом, как и в других отношениях,-- очень безопасная страна, где вполне можно ездить в одиночку (во всяком случае её индуистский восток, но вероятнее всего, что и мусульманский запад). Может, из-за климата, располагающего к наслаждению, а не к борьбе -- а может, из-за повсеместного почитания шивалингама, она лишена сексуальных комплексов христианской цивилизации. Я помню забавный эпизод на развалинах Сарнатха, когда молодой человек, взявшийся мне их показать, узнав, что я русская, спросил: "А в России секса нет?" Я сперва попыталась объяснить наши православные традиции, но потом почувствовала жалость к России и Западу в целом, потому что при взгляде из Индии в этих словах была очевидная правда.

Ни западная эротика, ни наша порнография не имеют ничего общего с тем естественным цветением чувств, которые непосредственно обнаруживает любой индус. И одна из моих спутниц восклицала, глядя на местных женщин: "Как она повернулась! Как пошла! Да никакая эротическая модель, никакая суперзвезда в подметки не сгодится последней здешней нищенке в задрипанном сари!" Подобное ощущение хорошей зависти у меня возникало к живой женственности среднеазиатских женщин, от которых словно веяло дыханием магии, утраченной нами в мужском прагматизме западного мира. Мягкая чувствительность индусов, от которой столь комфортно в Индии (и которая через телештампы индийских фильмов слабо воспринимается лишь как излишняя сентиментальность), в жизни несомненно служит основой любви, которая многим западным людям и не снилась.

Говоря на языке психологии, в бессознательном западного мира, который всё сильнее навязывает нам свои стереотипы, секс тесно связан с борьбой, волевым давлением, насилием и преодолением преград, которое лишь разжигает чувства. Индусам, судя по всему, такой способ любви особого удовольствия не принесёт -- потому маньяков можно не бояться (хотя в туристических местах индусы привыкли, что западные люди склонны к эротическим удовольствиям и могут предложить составить компанию). Секс -- не запретная и не грешная тема, но и отказ не вызывает проблем, только он должен был прямым и эмоционально убедительным -- как и при торговле, поскольку индусы, как люди восточные, могут более основываться на чувствах, чем на словах. Видя это, я чувствовала себя в полной безопасности даже в одиночестве на пляже или в лесу.

Это индийское умение любить отражает течение Кришны -- некогда пришедшего на землю ради восстановления справедливости и грядущего вновь в конце времен. Идею кришнаизма можно по-христиански сформулировать "Бог есть любовь". Если Рама -- воплощение Вишну в виде героя, то Кришна -- его аватара в виде богочеловека, неслучайно именно его сравнивают с Христом. А заодно это и воплощение Шивы: его имя "черный" трактуется в том смысле, что он выпил яд, получившийся при добыче напитка бессмертия, и вобрал в себя зло мира. Как и ранее, Вишну спустился на землю, чтобы исправить непорядок; а когда дело было сделано, пал случайной жертвой от руки охотника, превратившись в оленя -- еще раз подтвердив иллюзорность земного существования.

Соединив в себе два главных образа позднего индуизма: Шиву и Вишну, Кришна стал основателем вишнуитского направления, которое у нас выглядит как отдельная религия кришнаитов -- хотя в Индии она неотделима от тысячелетних традиций. Любое реформаторское течение возникает в силу назревшей необходимости, и на фоне консерватизма индусов, охраняющих свои старые святыни и методы от посторонних глаз, кришнаитские центры обучения йоге и открытые навесы с вечно задействованными барабанами и колокольчиками выглядят очень привлекательно. Такой открытый кришнаитский навес приветливо стоял с другой стороны недоступного храма Джаганатха.

А в Бенаресе я остановилась перед табличкой с названием "educational centre", и какой-то индус, увидев мой интерес, пригласил меня зайти. Там несколько человек пели мантры перед алтарем бога, державшего в руке свирель. "Обучением" йоге называется прежде всего достижение определенного состояния. Как всякая чисто духовная деятельность, эти центры бесплатные. Немного попев с ними, я посожалела о том, что западное умение зарабатывать деньги на психологических и духовных практиках столь быстро вошло в наш быт -- надо надеяться, что хоть Индию оно не сильно затронет.

Если древние храмы остаются закрыты для иностранцев и их адекватного восприятия мировой культурой, то кришнаитские центры открыты всем, и через них учение индуизма транслируется на Запад, оставляя поклонение древнему Шиве бродячим садху с трезубцем в руках. Прямым продолжением кришнаизма являются идеи Рамакришны и учение его ученика-миссионера Вивекананды, через деятельность которого Запад узнал Индию. Вивекананду в свою очередь считал своим учителем Шри Ауробиндо: которому являлись также Кришна и Шива. Свой символ -- полумесяц, через изменчивость Луны изображающий трансформацию мира, Ауробиндо взял у Шивы. У Вивеканады было много и других, неизвестных Западу учеников, которым он транслировал потоки своей традиции. А у Кришны -- тем более.

По сравнению с образом Рамы, в образе Кришны большую роль играет не сила воли, но энергия любви: так его свирель отличается от лука и стрел. Правда, речь идет о любви чистой и возвышенной -- такой, какой в юности пастушок Кришна смог любить пятьдесят пастушек одновременно, причем каждая думала, что он -- именно её возлюбленный, не покидающий её ни на миг. Это любовь отождествления со всеми существами и восприятия процессов живой природы как своих собственных, включения их в орбиту личного "я". Так в популярной притче отшельник говорит женщине, предлагающей ему пищу: ты уже накормила меня, когда дала есть этой голодной собаке. Это любовь, которая заставляет видеть проявление божественного во всём и наследует от древнего индуизма внимание к живой природе.

Способность любить всех -- один из секретов индуизма, которым владел не только Кришна. Характерна эпическая легенда о том, как один подвижник на старости лет захотел жениться. Он пришел к царю, у которого было пятьдесят дочерей и попросил одну из них в жены. "Я не могу их принуждать,-- сказал царь, огорченный просьбой отшельника,-- но если какая согласится, отдам её тебе." Каково же было удивление царя, когда, по очереди поговорив с подвижником, все пятьдесят захотели выйти замуж за седовласого старца. Царь выстроил им пятьдесят домов и никогда не слышал от дочерей недовольства. А подвижника все жены упрекали лишь за то, что он так много времени уделяет им самим и, значит, мало -- их сестрам. Насладившись супружеской жизнью, старец наставил всех жен на путь самосовершенствования.

Число 50 намекает на то, что изначальный природный образ этой притчи -- "седой как лунь", т.е. Луна, Месяц -- и 50 недель года -- фаз Луны. Но лунный образ лишь подтверждает идеал вечно обновляющейся любви. Секрет умения одновременно быть рядом со всеми -- в чистоте и непосредственной искренности естественного чувства, ведущего к любви на том глубоком уровне, который един для всех людей и всех объединяет. На самом деле люди требует совсем немного внимания к себе, чтобы чувствовать любовь,-- но это внимание должно быть искренним и активным, неумирающим (если бы хоть одна из жен была недовольна, не о чем бы было рассказывать). Воистину Индия умеет любить, и знаменитые барельефы Кама-сутры в Кхаджурахо или Конараке подтверждают это!

Гармонию любви в индуизме проявляют и супружеские пары богов: так Вишну почитают вместе с Лакшми, Шиву -- с Парвати, Брахму -- с Сарасвати, Раму -- с Ситой, Кришну -- с Радхой: её влюблённость в супруга обычно подчёркивает её поза, обращенная к нему, или их объятия. Но видеть во всем этом лишь сексуальность и эротику -- значит не понимать духа Индии, её тонкой восприимчивости ко всем жизненным процессам и их скрытому смыслу. Неслучайно индиуистские духовные направления (в отличие от буддийских) обычно отрицают секс (как физически-силовые взаимоотношения), переводя любовь на более тонкий, альтруистический план коллективного взаимодействия или акцентируя её нежность и чистоту.

У нас кришнаизм обычно связывается с пением мантры "харе Кришна, харе Рама". Мантра считается самым простым путем приобщения к божественному в наш темный век кали-юги, когда преодолевать грубые потоки можно только сильным призывом к высшему, а достичь объединения -- настройкой на самые универсальные вещи. "Харе" значит "небеса". Эта мантра, также как многие народные песни и танцы индусов, призывает Бога прийти как можно скорее.

Такой призыв сложно представить ежедневной молитвой не-экстремистски настроенного христианина или иудея, для которых Бог является прежде всего для того, чтобы судить и карать. Но индуизм абсолютизирует бесконечную силу любви, очищающую и смывающую грехи подобно тому, как неиссякаемая энергия солнца от избытка своего тепла исцеляет души и тела, наполняя их радостью жизни. Психологически цвет этой энергии -- оранжевый, как одеяние вишнуитов. И хотя исторически -- это нелюбимый и презираемый в жаркой Индии горячий цвет одежды преступников, в которую нарочно одевались аскеты, для общечеловеческой души он символизирует тепло любви.

Нашему слову "тепло" родственно индийское -- "тапас", в академическом издании "Махабхараты" удачно переводимое словом "подвиг". Правда, русскому понятию подвига ближе образ "горения" -- и в наших суровых условиях действительно нужно горение души, чтобы растопить любовью холод зла,-- в мягкой Индии достаточно её постоянного тепла. Может, поэтому индуизм обходит стороной страдание, мобилизующее энергию экстремальной ситуации, и не боится прихода Бога.

"Кришна грядёт!"-- центральная идея ставшего популярным у нас Университета раджа-йоги "Брахмакумарис". Это идея о том, что мы уже сейчас живем в переходный период между темной эрой Кали-югой и новым золотым веком, и нет лучше времени, чтобы изменить свою судьбу (и судьбу мира, насколько это, согласно индуизму, вообще в природе возможно). Это направление раджа-йоги, распространившееся у нас наряду с кришнаизмом, стремится пробудить в людях тот же позитивный и целительный жар любви. Его ритуальный отшельнический белый цвет (в Индии цвет траура и смерти, который не идёт смуглым индусам, но обожествляется белокурой Европой) в мире также является традиционным цветом Солнца и света, дарующего живую энергию духу и телу. Покровителем раджа-йоги по определению является Шива, но также и Кришна -- а значит, и Вишну, в своих перевоплощениях стремящийся раскрыть все аспекты божественного абсолюта: которые хранит для мира индуисткое многобожие.

Третий большой город рядом с Пури и Конараком -- Бубанешвар: "город тысячи храмов". Его можно было бы по праву назвать городом Шивы. Главный старинный храм Шивалингама, традиционного индуистского вида, с большой и малой пирамидами, помещается в огромном храмовом комплексе. Туристы любуются на него с площадок по соседству. Впрочем, за пределами главной святыни доступны примыкающие к основному комплексу храмы поменьше, где много летучих мышей под потолком -- хотя для индусов любой храм остаётся храмом. Какой-то гид-индус тут же повёл нас туда и пропел пуджу.

Небольшие храмы в городе, той же формы, открыты для всех: , большинство из которых расположено вокруг или близ озера в центре города. Мне запомнилось обилие змей вокруг шивалингамов и храм Шивы с родником, вода которого считается святой, и вокруг -- несколько бассейнов для омовения. Змея -- традиционный символ воды, дающей плодородие, перерождения и регенерации -- и смерти, конечно, тоже. Согласно мифологии, Шива, как разрушитель и аскет, обитает на кладбищах, и змеи составляют его свиту. В одном из храмов, где большая кобра возвышалась над статуей Шивы, не довольствуясь этой моей информацией, мои спутницы спросили, почему во всех храмах столько змей, -- и служитель с удовольствием рассказал миф о том, как однажды, когда Шива медитировал, началась гроза -- и кобра укрыла его от стихии, чтобы не прерывать мысли Творца.

Кроме храмов Шивы в Бубанешваре мне наиболее запомнился храм Царя и Царицы -- "Ражда и Райю", где стены украшают древние боги Вед. Это археологический памятник. За вход аккуратно взимается символическая плата: как и везде, 2 рупии (1/20 доллара, 300 рублей на наши прошлые деньги и рубль на нынешние -- музеи в Индии дешевле, чем у нас). Этот храм напоминает об общем для всех древних цивилизаций поклонении природным силам: небу-Варуне, ветру-Ваю, грому-Индре, зорям-Ашвинам, огню-Агни, горе-Парвати. Имена этих богов, которым посвящены гимны Ригведы, запоминаются легко: они неслучайно созвучны привычным нам названиям. Огонь и Агни -- родственные слова, также как веет -- ветер -- и Ваю. Имя Варуны происходит от того же корня, что имя греческого Урана и русское слово "верх". Ашвины -- индийские братья греческой Эос, есть у неё и сестра: Ушас. И даже Парвати, вероятно, имеет родственника в виде славянского бога растительности Поревита. Любезный гид, честно зарабатывая свои 10 рупий, долго объяснял нам, кто есть кто.

Статуи этих древних божеств природы ныне нечасто встречаются на храмах (кроме Парвати и других персонификаций матери-Земли). Наиболее известны скальные храмы Эллоры на Бенгальском заливе, посвящённые громовержцу Индре. Интересующихся этими богами можно отослать прямо к Ригведе, или к доступному изложению индийских мифов, или к нашей книге "Астрология и мифология" -- где прослежена логика соотношения этих космических сил, выступающих как универсальные принципы, эйдосы бытия (почему разрушитель и творец Вселенной Шива в своей приближенной к людям ипостаси пассует перед Шани).

Для запада эти силы, некогда воплощенные в природных и астральных божествах, ушли на периферию эзотерики, отвергнутой официальной религией,-- в Индии они живы и почитаются до сих пор -- хотя их храмы остались музеями. Они живы не только в священном писании Вед и практической астрологии, без которой не обходится ни одно важное мероприятие. (Даже время провозглашения республики Индии (26 января 1950 года в 10.15) было выбрано так, что в гороскопе лунный узел стоит на Асценденте и имеет аспекты с Солнцем и Луной: как и день независимости Индии (15 августа 1947 года 00) -- что показательно для понимания индийского национального характера.) Образы богов природы легко вписываются в современный быт: можно увидеть электростанцию с названием "Маруты", в честь сыновей бога грозы -- молний: прекрасных и ужасных огненных юношей в сверкающих одеждах, мчащихся по небу в колесницах, от грохота которых сотрясается земля, и завоевывающих солнце. (Попробуйте представить какое-нибудь наше серьёзное предприятие с названием "Перун"!)

А главное -- к философским мифам индуизма апеллируют современные мыслители, продолжая выражать свои идеи через образы богов. Яркий пример -- агни-йога Шри Ауробиндо, воспевшего в поэме "Савитри" солнце. Савитар -- древний образ светила, дарующего людям тепло и свет руками-лучами. Савитри -- его женское дополнение, образованное по общей модели (супруга Варуны -- Варуни, Индры -- Индрани). И сам огонь-Агни для Шри Ауробиндо -- не только метафора состояния (нисхождения потока энергии или подъема силы кундалини). Этот образ имеет тысячелетнюю историю священного бога, который некогда воссылал жертвоприношение к небесам и в этом акте объединял собой всех богов -- а потому воплотил представление о единой природе божественного. Он выражает себя в растениях и детях как сила роста и развития, а людям старшего возраста открывается через усилие созерцания.

Эти образы помогают нам понять, что и для других народов так называемые "языческие" боги не были только природными силами, а связывались с наиболее глобальными общечеловеческими представлениями, которые актуальны и по сей день. Закономерно, что в эпоху открытия Плутона и двух мировых войн для объяснения действия божественных сил Шри Ауробиндо выбрал образ Агни-огня. Не будет ничего удивительного, если в грядущую эру Водолея кто-нибудь другой в проведении нового потока (или хорошо забытого старого) будет опираться, скажем, на образ бога небесных вод Варуны. Ныне часто встречающееся в современной литературе имя Дэва -- просто "бог" или "господин" (под которым традиционно понимается Шива) -- воскрешает забытый образ пра-индоевропейского бога Небес Дьяуса (чье имя значит "свет" и от которого произошли имена Зевса и Юпитера). Это демиург и праотец богов, в образе света раскрывающий природу их единства.

Весь этот древний религиозный пласт -- который Индии удалось сочетать с современной культурой, един для разных народов, национальные особенности которых сформировались позднее. Поэтому он служит хорошей почвой для понимания возникших позже религиозных идей и различий. И даже -- для объединения религий: неслучайно уже в середине прошлого века идею единства всех вер провозгласил для мира индус -- Рамакришна.

Сегодня же разные веры объединяют в своем лице известные западу индуистские учителя (Раджниш Ошо или Саи-баба). Хорошо ли, плохо ли это с нашей православной точки зрения, но это так. И пока христианские течения не могут поделить одного Бога, идея слияния религий развивается в Индии, где она родилась: где буддийские храмы соседствуют с индуистскими, индуизм сливается с мусульманством в религию сикхов, а Христос считается воплощением Вишну; где люди почитают и Мать, и Шиву, и мудрого советника обезьян Ханумана, -- и чем большему числу богов человек угодит, тем будет лучше. Быть может, в поразительной живучести мифологии Индии и её древних богов кроется ещё невостребованный миром духовный потенциал?